Странствия убийцы - Страница 187

К оглавлению

187

— Тебе холодно? — вслух спросил я его.

— Становится теплее, когда я дрожу, — жалобно ответил он. Потом добавил: — Волк согрел меня немного. Он очень теплый.

— Он благодарит тебя за все то время, что ты кормил его в Джампи.

Шут прищурился на меня во мгле палатки.

— Правда? Я не думал, что животные могут так долго помнить о чем-то.

Я немного поразмыслил над этим.

— Обычно не могут. Но сегодня он вспомнил, что ты кормил его, и благодарен.

Шут осторожно почесал уши Ночного Волка. Тот по-щенячьи заурчал от восторга и придвинулся поближе к нему. Я снова поразился бесчисленным переменам, которые отмечал в нем. Все чаще и чаще его реакции и мысли становились смесью человеческих и волчьих.

Но я слишком устал, чтобы долго думать об этом. Закрыв глаза, я начал погружаться в сон. Через некоторое время я понял, что веки мои крепко зажмурены, челюсти сжаты, но сна у меня нет ни в одном глазу. Я ужасно устал, но Сила так пугала и манила меня, что я не мог расслабиться достаточно, чтобы заснуть. Я ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, до тех пор, пока Кеттл, спавшая с другой стороны от меня, не спросила сердито, не завелись ли у меня блохи. Я попытался лежать смирно.

Я смотрел в темный потолок палатки, прислушиваясь к завыванию ветра снаружи и сонному дыханию моих спутников внутри. Я закрыл глаза и расслабил мышцы, пытаясь дать отдохнуть хотя бы телу. Мне отчаянно хотелось спать. Но сны Силы тянули меня, как маленькие острые крючья, рвали мой разум, пока мне не показалось, что я сейчас закричу. Видения были ужасны. Что-то вроде церемонии «перековки» в прибрежном поселке. Огромный костер, разожженный в яме. Пленники, которым пираты издевательски предлагают выбор: быть «перекованными» или прыгнуть в яму. За этим наблюдают дети. Я вырвал свой разум из пламени.

Я перевел дыхание и постарался успокоиться. Спать. В темной спальне Оленьего замка Лейси тщательно спарывала кружева со старого подвенечного платья. Губы ее были неодобрительно поджаты. Она осторожно разрезала тонкие нитки, которыми были пришиты кружева.

— За них дадут хорошую цену, — говорила ей Пейшенс. — Может быть, денег хватит на то, чтобы еще месяц оплачивать сторожевые башни. Он понял бы, что мы должны сделать это для Бакка.

Она держалась очень прямо, и в ее черных волосах было гораздо больше седины, чем я помнил, а ее пальцы развязывали почти невидимые нити, которыми к горловине платья были пришиты жемчужины. От времени белое платье приобрело оттенок слоновой кости. Роскошные юбки каскадом падали с ее колен. Внезапно Пейшенс склонила голову набок, как бы прислушиваясь. Лицо у нее стало озадаченным. Я бежал.

Мне понадобилась вся моя воля, чтобы заставить себя открыть глаза. Огонь в маленькой жаровне едва горел, распространяя красноватый свет. Я оглядел шесты, которые поддерживали натянутые шкуры, и перевел дыхание. Я не смел думать ни о чем, что могло бы выманить меня из моей собственной жизни, — ни о Молли, ни о Барриче, ни о Верити. Я пытался найти какой-нибудь нейтральный образ, на котором мог бы отдохнуть мой измученный разум, — что-то, никак не связанное с моей жизнью. Я постарался вспомнить какую-нибудь приятную картину — гладкая равнина, покрытая толстым слоем снега, мирное ночное небо над головой. Благословенная тишина… я утонул в этом, как в мягкой перине.

Всадник появился на равнине. Он скакал быстро, низко склонившись к шее лошади, и непрестанно понукал ее. Простая спокойная красота была в этой паре — скачущая лошадь, ее развевающийся хвост, бьющийся на ветру плащ мужчины. Некоторое время больше ничего не было видно. Темная лошадь и всадник, рассекающие снежную равнину под открытым лунным светом. Лошадь бежала хорошо, без усилий растягивая и сжимая мышцы, а человек легко сидел на ней, и казалось, что он едет над лошадью, а не у нее на спине. Серебряный свет луны освещал обруч с изготовившимся к нападению оленем у человека на лбу. Чейд.

Появились еще трое верховых. Двое скакали за ним, но их лошади шли тяжело и выглядели устало. Одинокий всадник легко оторвется от них, если погоня будет продолжаться. Третий преследователь мчался через равнину наперерез остальным. Пегая лошадь бежала с удовольствием, почти не обращая внимания на глубокий снег, через который ей приходилось пробиваться. Маленький всадник был хорошим наездником — скорее всего, женщина или молодой человек. Лунный свет блестел на обнаженном клинке. Некоторое время казалось, что молодой всадник столкнется с Чейдом, но старый убийца увидел его. Он сказал что-то своему мерину, и тот рванулся вперед со скоростью, показавшейся мне почти невероятной. Он оставил двух спотыкающихся преследователей далеко позади, но пегий конь уже доскакал до протоптанной тропы и тоже поскакал быстрее. Некоторое время казалось, что Чейд и от него с легкостью оторвется, но пегая лошадь была свежее. Мерин уже не мог поддерживать взятый им темп, и пегий ровным галопом начал сокращать расстояние между ними. Они сближались медленно, но неуклонно. И вот уже пегий бежит прямо позади черного мерина. Мерин замедлил шаг, Чейд повернулся в седле и приветственно поднял руку. Второй всадник высоким голосом крикнул ему: «За Верити, истинного короля!» Женщина бросила Чейду сумку, он передал ей пакет. Потом они внезапно разделились, обе лошади сошли с протоптанной дороги и разъехались в разные стороны. Звук копыт затихал в ночи.

Лошади преследователей были взмылены, от них шел пар. Всадники с проклятиями понукали их, пока не достигли того места, где разделились Чейд и его сообщник. Их слова, пополам с ругательствами, разлетелись по воздуху.

187