Странствия убийцы - Страница 287

287

Это всего лишь один пример ошибки, которую легко допустить, когда думаешь, что знаешь, чего хочет враг, и действуешь соответственно. Жители Тредфорда приписывали красным кораблям то же стремление к процветанию и миру, которое испытывали они сами. Но горько ошиблись те, кто предсказывал действия пиратов, исходя из этого.

Кетриккен вряд ли верила в то, что Верити должен умереть, чтобы оживить дракона, — до тех пор, пока он не поцеловал ее на прощание. Он поцеловал ее с любовью, широко разведя руки, чтобы не дотронуться до нее, и наклонив голову, чтобы серебряные пятна на коже не коснулись ее лица. Несмотря на все это, это был нежный поцелуй, полный любви и страсти. Через мгновение она прижалась к нему. Он что-то тихо сказал ей. Она медленно положила руки себе на живот.

— Как ты можешь быть так уверен? — спросила она его. Слезы уже катились по ее щекам.

— Я знаю, — сказал он твердо. — И поэтому первое, что я должен сделать, это вернуть тебя в Джампи. На этот раз ты должна быть в безопасности.

— Мое место в Оленьем замке, — возразила Кетриккен.

Я подумал, что Верити станет спорить, но…

— Ты права. Так и есть. И я доставлю тебя туда. Прощай, любовь моя.

Кетриккен не ответила. Она стояла и смотрела, как он уходит, и глубочайшее непонимание было на ее лице.

После дней, проведенных в ожидании этого события, все казалось мне поспешным и скомканным. Кеттл напряженно ходила вокруг дракона. Она рассеянно попрощалась со всеми нами и теперь бродила по постаменту и дышала так, словно только что бежала наперегонки. Она все время касалась дракона — гладила пальцами, проводила рукой. Цвет струился за ее прикосновениями и держался некоторое время, медленно бледнея.

Верити прощался серьезнее. Старлинг он попросил:

— Позаботься о моей леди. Пой свои песни честно и не позволяй никому усомниться в том, что ребенок, которого она носит, мой. Эту истину я доверяю тебе, менестрель.

— Я сделаю все, что смогу, мой король, — серьезно ответила Старлинг.

Она подошла и встала рядом с Кетриккен. Вместе с королевой она должна была занять место на широкой спине дракона. Она вытерла влажные пальцы о край туники и проверила, надежно ли держится на спине сумка с арфой. Она нервно улыбнулась мне. Нам обоим не нужны были никакие другие прощания.

Все были в некоторой растерянности из-за моего решения остаться.

— Солдаты Регала приближаются, — еще раз напомнил мне Верити.

— Тогда вам лучше поторопиться, чтобы я не оказался в каменоломне к моменту их появления, — напомнил ему я.

Он нахмурился.

— Если я увижу их на дороге, я постараюсь, чтобы они не добрались сюда, — заверил он меня.

— Не рискуйте моей королевой, — сказал я.

Ночной Волк был для меня предлогом остаться. У него не было ни малейшего желания лететь на драконе. Я не мог оставить его. Но я был уверен, что Верити знает истинную причину. Я не думал, что вернусь в Бакк. Я уже вынудил Старлинг обещать, что в песне не будет никакого упоминания обо мне. Такое обещание нелегко было выжать из менестреля, но я настоял. Я не хотел, чтобы Баррич или Молли знали, что я жив.

— В этом, дорогой друг, ты был Жертвенным, — тихо сказала мне Кетриккен.

Большего комплимента она не могла мне сделать. Я знал, что с ее губ никогда не сорвется ни одного слова обо мне.

Труднее всего было с шутом. Все мы уговаривали его отправиться с королевой и менестрелем. Он отказывался. «Белый Пророк останется со своим Изменяющим» — упрямо твердил он. Я втайне думал, что шут скорее остается с Девушкой-на-драконе. Она начала овладевать им, и это пугало меня. Он должен был оставить ее до того, как в каменоломне появится отряд Регала. Наедине я сказал ему об этом, и он легко согласился, но взгляд его был рассеянным. Я не сомневался, что у него есть собственные планы. У нас не было времени спорить.

Наступил момент, когда у Верити не осталось больше никаких причин медлить. Мы мало сказали друг другу, но я чувствовал, что больше говорить и не следовало. Все, что происходило сейчас, казалось мне неизбежным. Все было так, как сказал шут. Оглядываясь назад, я вижу, в каком месте его пророчества смели нас в этот поток. Никого нельзя винить. И никого нельзя назвать невиновным. Верити кивнул мне и пошел к дракону. Потом резко остановился. Он повернулся, расстегивая изношенный пояс с мечом, и подошел ко мне, слегка намотав пояс на ножны.

— Возьми мой меч, — сказал он. — Мне он больше не нужен. А ты, похоже, потерял тот, что я дал тебе раньше. — Он вдруг застыл, словно передумал. Потом поспешно вытащил меч из ножен. В последний раз он провел серебряной рукой по лезвию, и оно засверкало. Голос его был хриплым, когда он сказал: — Было бы невежливо по отношению к Ходд передать его тебе с таким затупленным клинком. Будь с ним бережнее, чем я, Фитц. — Он снова вложил меч в ножны и вручил мне. Его глаза встретились с моими. — И с собой будь более бережен, чем был я. Я любил тебя, знаешь ли. Несмотря на все, что я сделал с тобой, я любил тебя.

Сперва я не мог найти никакого ответа. Потом, когда Верити подошел к дракону и положил руки ему на лоб, я сказал:

— Я никогда в этом не сомневался. И вы никогда не сомневайтесь, что я любил вас.

Наверное, я до самой смерти не забуду эту его прощальную улыбку и взгляд, брошенный через плечо. Его глаза в последний раз обратились к королеве. Он крепко прижал руки к чешуйчатой голове дракона. Он смотрел на Кетриккен, когда уходил. На мгновение я ощутил запах ее кожи, ощутил вкус ее губ, гладкое тепло плеч в моих объятиях. Потом это слабое воспоминание исчезло. Для моего Дара и моей Силы они исчезли так, словно их «перековали». На какое-то страшное мгновение я видел пустое тело Верити. Потом он влился в дракона. Кеттл прислонялась к плечу статуи. Она исчезла еще быстрее, чем Верити, разлившись по чешуе бирюзой и серебром. Цвет хлынул на огромное существо и окрасил его. Никто не дышал, если не считать тихого поскуливания Ночного Волка. Величайшая тишина застыла под летним солнцем. Я слышал, как Кетриккен приглушенно всхлипнула.

287