Странствия убийцы - Страница 40

Но несмотря на наш быстрый шаг, наступивший вечер застал нас далеко от следующего речного города. Я видел, что менестрелям стало не по себе, когда начало смеркаться. Наконец я решил, что больше так продолжаться не может. Я сказал, что, когда доберемся до следующего ручья, мы сойдем с дороги и подыщем место для ночлега. Хани и Пайпер шли сзади, и я слышал, как они озабоченно шушукаются. Я не мог поделиться с ними уверенностью, которую дал мне Ночной Волк, сообщив, что поблизости нет и следов запаха других людей. На следующем перекрестке я повел музыкантов вверх по ручью и нашел убежище под могучим кедром, где мы могли расположиться на ночь.

Под предлогом того, что мне нужно отойти по нужде, я оставил своих подопечных — мне надо было встретиться с Ночным Волком и заверить его, что все в порядке. Он нашел место, где бурлящая вода ручья подмыла берег, и мы с толком провели время. Волк с интересом наблюдал, как я лег на живот и медленно опустил руки в воду. С первой попытки я поймал хорошую толстую рыбу. Через несколько минут попалась еще одна, поменьше. Когда стемнело, рыбалку пришлось прекратить, но у меня было три рыбины, которые я мог отнести назад в лагерь, и еще две для Ночного Волка.

Ловить рыбу и чесать за ухом. Для этого людям даны руки, сердечно сказал он мне, заканчивая со второй рыбиной.

Кроме того, он проглотил потроха от тех, что я приберег для своих спутников.

Осторожно с костями, предупредил я его.

Моя мать растила меня, когда шел лосось, заявил он. Рыбьи кости меня не пугают.

Я оставил его разбираться с рыбой и вернулся в лагерь. Менестрели разожгли небольшой костер. При звуке моих шагов все трое вскочили на ноги и схватили свои дорожные посохи.

— Это я! — сказал я с запозданием.

— Хвала Эде, — вздохнул Джош, тяжело опускаясь на землю, но Хани только сверкнула на меня глазами.

— Тебя долго не было, — сказала Пайпер извиняющимся тоном.

Я поднял рыбу, нанизанную на ветку ивы.

— Я принес ужин, — сказал я и добавил для Джоша: — Рыбу.

— Звучит замечательно, — улыбнулся он.

Хани достала хлеб и маленький мешочек с солью, а я нашел большой плоский камень и бросил его в угли костра. Потом завернул рыбу в листья и выложил ее на камень. Запах запекавшейся рыбы дразнил меня, хотя я и боялся, что он привлечет к нашему костру «перекованных».

Я все еще на страже, напомнил мне Ночной Волк, и я поблагодарил его.

Пока я следил за рыбой, Пайпер рядом со мной бормотала себе под нос «Жертву Кроссфайер».

— Хист хромой и Клив слепой, — рассеянно поправил я ее, пытаясь перевернуть рыбу так, чтобы не разломить.

— Я спела правильно! — раздраженно возразила она мне.

— Боюсь, что нет, моя дорогая, Коб прав, — вмешался Джош. — У Хиста была искалечена нога, а Клив родился слепым. Можешь перечислить остальных пятерых, Коб? — Его голос звучал точь-в-точь как голос Федврена на уроке.

Я обжег палец и сунул его в рот, прежде чем отвечать.

— В ожогах вся Кроссфайер вела соратников своих. Ты разреши, любезный друг, мне перечислить их. Был Хист хромой, и Клив слепой, и Келвин полоумный. Был Кевин с заячьей губой, и Север был глухим. А Портер изувечен был…

— Ого! — воскликнул приятно удивленный Джош, а потом спросил: — Ты в детстве учился ремеслу менестреля, верно, Коб? Ты запомнил не только слова, но и стиль. Хотя делаешь слишком длинные паузы.

— Я? Нет, не учился. Но у меня всегда была хорошая память. — Было трудно не улыбнуться от этой похвалы, хотя Хани фыркнула и покачала головой, услышав слова отца.

— Как по-твоему, ты можешь повторить всю балладу? — с вызовом спросил Джош.

— Может быть, — рискнул я.

Я знал, что могу. Баррич и Чейд много тренировали мою память, а за сегодняшний день я услышал эту балладу столько раз, что не мог отделаться от нее.

— Тогда попробуй. Но только не проговаривай. Спой.

— У меня нет голоса.

— Если ты можешь разговаривать, значит, можешь и петь. Попробуй. Сделай одолжение старику.

Может, я просто слишком привык подчиняться старикам, чтобы возражать. А может, дело было в лице Хани, на котором было ясно написано, как глубоко она сомневается в моих способностях.

Я прочистил горло и начал. Я пел тихо, пока Джош жестом не показал, чтобы я прибавил голосу. Он кивал, пока я пробивался сквозь длинный рассказ, и морщился, когда я перевирал мотив. Я уже дошел почти до середины, когда Хани сухо заметила:

— Рыба горит.

Я оборвал песню и бросился к огню, чтобы вытолкнуть из углей камень с рыбой. Хвосты подгорели, но остальное удалось спасти. Мы разделили рыбу. Я ел слишком быстро. Даже двойная порция не насытила бы меня, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Дорожный хлеб оказался на удивление вкусным, а потом Пайпер заварила в котелке чай. Мы устроились на одеялах у огня.

— Коб, ты хорошо зарабатываешь письмом? — неожиданно спросил меня Джош.

Я хмыкнул:

— Не так хорошо, как хотелось бы. Но я обхожусь.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — передразнила меня Хани, обращаясь к Пайпер.

Арфист Джош не обратил на нее внимания.

— Ты, конечно, слишком взрослый для этого, но тебя можно научить петь. У тебя не такой уж плохой голос. Ты поешь как мальчик, еще не зная, что у твоего голоса появилась мужская глубина и теперь ты можешь овладеть им. У тебя прекрасная память. Ты играешь на каком-нибудь инструменте?

— На морской свирели. Но не очень хорошо.

— Я мог бы научить тебя делать это как следует. Если бы ты остался с нами…